''Бунт на корабле!''
Вовка, видимо, собирался долго барахтаться в оправданиях, но я почти сразу же пресёк его потуги:
- Да ладно тебе, Володь! Тебе не в чем себя винить. Дело-то ведь чисто добровольное! Каждый сам выбирает свою дорогу. Всего вам с Валентиной самого наилучшего! Жму лапу!
И поспешил отключить телефон. Неловко как-то всё. И ему, и мне.
- В свете предстоящих событий твои пожелания прозвучали довольно двусмысленно, - кисло улыбнулся Другов.
- А что я мог ещё ему сказать? Уговаривать? Насильно в рай тащить? Как вон, Санькина благоверная? Слышь, какие разборки идут? - кивнул я на скопление "новостроек", откуда всё громче доносились разговоры на повышенных тонах. - Сто процентов, товарищи не желают должным образом оценить заботу о своём будущем...
- Да слышу... - недовольно покосился он в сторону нарастающего шума. - Жизнь, гляжу, у нас всё больше налаживается...
- За что боролись, как говорится...
- Да мы и не боролись. Нас вынудили. Только вот, хоть убей, но я не понимаю, - слегка пожал он плечами. - На кой хрен нам ещё вот эти удовольствия? И без того на новом месте будет очень непросто. Если я правильно понимаю.
- Это уж точно! - согласился я и решительно направился к "новостройкам": - Щас! Разберёмся!
Другов хмыкнул:
- Вот только тебя там и не хватало!..
И нехотя поплёлся за мной.
"Новостройки" представляли из себя довольно чудной конгломерат из садово-огородных участков с хозяйскими хоромами посередине, вперемешку с выдранными "с мясом" квартирами, кои были частью городских многоэтажек. Я как мог, придал им более-менее приличный внешний вид в тех местах, где они соприкасались с квартирами соседей на старом месте обитания. И потому их скопление с высоты птичьего полёта напоминало ряд неаккуратно разбросанных вокруг Тадж-Махальчика кирпичей диковинной формы. Это всё, как вы понимаете, делалось второпях, потому что время нас уже поджимало. Не до дизайна, знаете ли, было в тот момент. Это всё потом. Если нужда возникнет. Пашка мне на эти заверения ещё тогда хмыкнул:
- Нет ничего более постоянного, чем временное!..
Короче говоря, теперь шикарная и любовно продуманная парковая зона вокруг нашего с Настей гнёздышка превратилась в цыганский табор. И сходство с ним усиливалось громкими нелицеприятными разговорами. Доносились ожидаемые в данном случае совершенно резонные выкрики типа: "А ты меня об этом спросила?!" И: "А оно мене надо?!" Это Санькина супруга тщетно пыталась донести до контингента непокорных родичей весь трагизм положения.
Я решил вмешаться в бесполезный спор. С минуты на минуту должны были появиться долгожданные гости.
- Послушайте, друзья!
Но мой голос утонул в шуме возмущённых выкриков. Это Ирина только что, срывая голос, подбросила в костёр народного гнева очередной тезис в защиту своей теории. "Тезис" возымел совершенно обратное действие:
- Да слыхали уже! - кричали особо горластые. - Достали со своим концом света! Ни хрена с тем светом не станется!
Брат, стоявший неподалёку с несчастным видом, увидел меня и подошёл поближе:
- Доверили бабе командовать парадом! - прокричал он. - Результат - налицо! Базарам конца не видно!
Вынырнувший откуда-то Пашка глумливо гыгыкнул из-за моей спины:
- Бунт на корабле?! Бессмысленный и беспощадный?!
Ирина в этот момент заметила моё присутствие и воспряла духом.
- Вот! - указывая на меня, обрадованно закричала она. - Спросите сами у человека! Он всё знает! И он подтвердит!
- Ага, щас! - опять гыгыкнул Пашка. - Так они тебя и послушали!
Пашка был прав. Толпа, распалённая своим красноречием, не обратила на её слова никакого внимания, продолжая нести всякую ересь.
Пришлось мне, дабы перекричать их всех, срочно сварганить микрофон и пару колонок в человеческий рост. Не пугать же их гласом небесным, в самом-то деле! Как тогда, с бандюками. Не хочется мне что-то лишних вопросов.
- Послушайте меня! - изрыгнули колонки многократно усиленный голос. Птичья стая с испуганными воплями сорвалась с ближайших зарослей и закружилась невдалеке.
Я поморщился от громкости и мысленным усилием отодвинул подальше от себя горластые ящики. При этом одним из них едва не сбил пузатого мужика в майке и трениках, оказавшегося на линии движения. Тот испуганно дёрнулся и выпучил глаза на чёрный ящик, который, взметнув буруны песка, затормозил перед самым его носом.
На площадке перед скоплением разнокалиберных жилищ установилась гробовая тишина. Если не считать птичьих голосов. Все присутствующие медленно повернули ко мне свои разгорячённые лица.
- Поднимите руки, - сказал я в микрофон, - кто отказывается от предложенного путешествия!
Ответом была всё та же напряжённая тишина.
- Ну? - удивился я. - Что же вы? Голосуйте!
Вперёд выступила какая-то толстая тётка в розовом домашнем халате и неухоженной копной волос на голове.
- А ты хто такой? - Голос у тётки был резкий, скандальный. Склонив голову набок, она презрительно оглядывала меня с головы до ног, притопывая по песку одним тапочком. Тоже розовым.
- Это тот самый Володя и есть, о котором я вам... - начала Санькина благоверная.
Но хамовитая тётка небрежным движением руки остановила её:
- Погоди, Иринья. У него свой голос есть. Вон, слышь, какой громкий? Пущай сам и объясняется с нами!
Я фыркнул:
- Да ничего я не буду вам объяснять! Ира и так уже всё рассказала. Надеюсь, не глухие? Сделаем просто: кто не желает - пусть поднимут руки. Я сейчас же переправлю их домой. И флаг им в руки!
- Ха! - нагло каркнула тётка. - Переправит он! Это как же?
- Не ваше дело! - взбрыкнул я. - Сюда-то я вас как-то перенёс?
Толпа разом возмущённо загомонила. А какой-то мужик, по-моему, не совсем трезвый, хрипло проорал:
- Так это, значит, ты сюда всех нас з-з-законопатил?! Носильщик, туды его в качель!
Он с треском оторвал от ближайшего забора штакетину и, держа её на отлёте, двинулся в мою сторону:
- Всю малину, гад, мне испохабил! Ща я тя научу р-р-родину любить!..
- Иван Николаич! - испуганно пискнула "Иринья". - Не надо!
Какой там! Она одна только и была против предстоящего аттракциона под названием "Возмездие". Остальное общество с живейшим интересом ожидало развития событий. Боевой дух "Ивана Николаича" лишь взыграл от такого обилия зрителей! Тем более - женского полу!
Но, сами понимаете, что сегодня был не его день. Произошло нечто непонятное. Естественно, "непонятное" - для подавляющей массы. Те, кто были в курсе, тихо ухахатывались, наблюдая за метаморфозами небритой физиономии "артиста", когда после широкого размаха штакетина, коротко вспыхнув, исчезла из его руки.
Ничего не осознав, он развернулся за новым оружием. Но наглая тётка, видимо, что-то про себя усекла и попыталась урезонить его.
- Погодь, Ваня, - тронула она его за плечо. - Тут что-то нечисто...
Но "Ваня" только-только во вкус вошёл! "Чисто" или "нечисто" - оно не важно!
- Йэх-х!!! - затрещала следующая штакетина. Её сопротивление едва не опрокинуло навзничь разгулявшегося вояку. - За Р-р-родину! - заорал он, наливаясь кровью. - За С-с-сталина!
- Хосспыдя! - фыркнул Пашка, прячась за мою спину. - Сталин-то здесь при чём?
- В ход пошли избитые штампы! - едва расслышал я среди общего гвалта реплику Другова. - Куда ж без них?
Новое орудие разъярённого пролетариата разделило судьбу предыдущей штакетины, лишь только "пролетарий" замахнулся на меня.
- Не понял! - Широко расставив ноги, он тупо уставился на свою руку, которая только что крепко сжимала дровеняку.
- Нечистая!!! - дурным голосом заверещал Пашка из-за моей спины.
Толпа дружно отступила на шаг и разом замолчала. Обескураженный забияка поначалу тоже стушевался. Потом в его мозгу что-то переклинило и он с рёвом попёр на меня, растопырив руки:
- А-а-а!!! Так ты ещё и колдун впридачу!!!
Нас разделяло буквально два шага, когда невидимый силовой колпак накрыл его и обездвижил, прижав к телу руки и сведя вместе ноги. Рот его открывался, по инерции изрыгая проклятия в мой адрес, лицо налилось дурной кровью от безуспешных усилий освободиться, глаза вылезали из орбит, но наружу не проникало ни звука.
- Надоел, в конце-то концов! - поморщился я. - Кто-нибудь его усмирит? Или этим надо мне заниматься?
Какая-то баба из задних рядов заголосила:
- Ой, люди добрые!!! Да что ж это деется?! А?!!
Толпа негромко зароптала. Но не двигалась.
- Ничего пока не деется, - заверил я устало. - Чисто дисциплинарное ограничение. Сами не видите? Он же разговаривать не даёт!
Баба прорвалась к стоящему столбом вояке и, продолжая завывать, зашарила руками по упругому силовому полю, окружавшему скованное тело.
- Ванечка! Милай!!! Да что ж они с тобой содеяли-та?! А?! Фашисты недобитыя-а-!!!
Она повернула ко мне страшное лицо и закричала с подвываниями:
- А ну, гад ползучий, отпусти его сейчас же!!! А не то я не знаю, что и сделаю-у-у!!!
Стоявший рядом Другов тихо заметил:
- Популярности тебе это не добавит...
- Как пить дать, - поддержал Пашка так же вполголоса.
Я уже и сам понял, что перегнул палку. Силовое поле исчезло и вояка, вместе с облапившей его супругой (надо полагать, это была она), рухнули на песок.
Толпа ахнула.
Поверженный "Ванечка" на карачках отполз несколько шагов к покалеченному им забору, и, тяжело дыша, прислонился к нему. Его жалельщица, не переставая подвывать и охать, суетилась возле него. Он только с досадой отмахивался от её ухаживаний.
- Так, господа хорошие! - раздражённо сказал я в микрофон, хотя нужды в нём уже не было: стояла идеальная тишина. - Кого как, а меня эта комедия порядком достала! Расходитесь, пожалуйста, по своим жилищам. Сейчас я вас буду на место возвращать. Не нужны мне такие спутники в предстоящем трудном предприятии. - Я покосился на "Иринью": - Проблем и без того у нас будет выше крыши!
"Иринья" виновато потупилась. Никто не двигался с места.
- Ну? - повысил голос брат. - И чего мы стоим? Что непонятного? Или опыт надо повторить?
- А ты чё, зятёк? - послышался одинокий удивлённый голос. - Тоже, что ль, с ними?
- А ты доси и не понял? - рассмеялась какая-то баба. - Ирка-то для кого старается?
- Да баба - она дура, чё с неё взять? Тьфу! А ты, Санёк, навроде как сурьёзный мужик! Чего ж поддалси-та, га?
- Я те дам "тьфу!" - мстительно прозвучало в ответ вместе с гулко прозвучавшим подзатыльником. - Сам дурак!
"Сурьёзный мужик" вытянул шею, вычисляя в толпе говорившего:
- Жить хочу, дядь Вась! И хочу, чтоб мои дети жили. Вот и поддался!
Не переставая роптать, люди недоверчиво заокали, затюкали, но уже без особого энтузиазма. Тот же "дядь Вась" поинтересовался:
- Санёк, а когда ж она начнётся, катаклизьма-то ваша?
- Не скоро. Лет сорок в запасе ещё есть, - ответил "Санёк" с неловкой усмешкой.
Толпа загомонила громче. Послышался глумливый смех:
- А на кой хрен, я извиняюсь, вы эту суету сейчас затеяли? Что за спешка?
Брат взял у меня микрофон:
- А затем, дорогой, что потом спасать вас будет уже некому. Мы сегодня отчаливаем! Насовсем!
- Ну и что? - раздалось в ответ. - Подумаешь! "Мы!" А МЧС у нас на кой? Выручат! Не дадут пропасть, если чё!
- Ага! - послышался чей-то голос. - Они "выручат", как же! Держи карман шире!
- Запад нам поможет! - издевательски заржал кто-то молодой.
Санька безнадёжно махнул рукой и сунул мне микрофон:
- На! Нет слов, одни слюни! Плеваться хочется...
- В общем так! - предпринял я последнюю попытку уладить конфликт. - Приношу всем свои извинения за доставленное беспокойство! Расходитесь каждый по своим домам! Считаю до десяти! Кто не спрятался, я не виноват. Тогда уж точно поедете с нами. Потом возражения приниматься не будут!.. Раз!
Угроза возымела действие: народ нехотя зашевелился. Но опять возникли какие-то междоусобицы. Теперь уже - внутрисемейные. Донеслось отрывистое:
- Я те поеду! Я те полечу! А ну, марш домой!
По всему видать, до некоторых, всё-таки, дошло. В основном, видимо, до молодых. Потому как послышались упрёки в возрасте. Что молодёжи, мол, ещё жить надо. И жить долго. Это старикам терять нечего. На их век оставшегося времени хватит за глаза...
- Два! - гаркнул я на всю площадь. Птицы опять с криками беспокойно закружились над головами, орошая местность результатами стресса.
- Кстати, Сань, - хехекнул Пашка, вытирая рукавом птичий след на его плече. - Насчёт сорока лет ты им здорово прибрехнул. Ввёл народ, так сказать, в заблуждение!
- Это почему? - недовольно оглянулся брат на его деятельность.
- Три! - сказал я в микрофон и опустил его, чтобы не все слышали, что я отвечу Саньке: - Потому что после нашего вмешательства эта реальность просто перестанет существовать... Четыре!
Площадь стала быстро освобождаться от народа. Засуетились, забегали, послышались нервные крики вперемешку с угрозами: кто-то кого-то потерял.
- Вот, значит как? - Санька задумчиво потёр переносицу. - Тогда тем более оно того стоит...
- Пять!..
Когда я досчитал до десяти, на площади остались несколько человек: Пашка, оба Саньки - Другов и брат, их супруги и дети, Толь Ванч с Терентьевной (что интересно, за всё время разыгравшейся на площади комедии они не проронили ни слова!). Ну и я, естественно.
Однако, оглядевшись, я заметил неподалёку ещё один персонаж: "бабулечку". Сантик держала её под руку, заглядывая ей в глаза и капризно притопывая ножкой. Она о чём-то её умоляла. Или, может, спрашивала. "Бабулечка" опиралась на клюку, изображая из себя памятник Петру Первому и на вопросы внучки ничего не отвечала. С надменным видом она взирала на развернувшееся действо и задумчиво жевала нижнюю губу.
- Ну что? Отправляем? - спросил я, особо ни к кому не обращаясь. - Сантик! Твоя бабушка с нами? Или как?
Та жалобно посмотрела на меня:
- Да не хочет она! А я без неё не хочу!
- Ну... Вы как-нибудь определитесь, что ли?
Другов тихо и с досадой цыкнул:
- Давай, Вольдемар, заводи уже! Это мы как-нибудь сами... утопчем!
- Как скажешь... Напомни только, где её хата? Чтоб ветром вместе со всеми не унесло.
- Да вон она, - без особой радости указал он направление. - С красной черепичной крышей. Думаю, не спутаешь. Она здесь одна такая.
- Ясно... Сезам! - приказал я. - Выполняй! - И тихо прорычал: - Достали!
